– А исчезла она?.. – Охотник вопросительно приподнял бровь. – Надо полагать, что?..

– Да, правильно полагаешь. – Хорса вздохнул. – В этих краях, Освальд, именно здесь.

– Ну, так почему ее жених не ищет или министр этот? – Освальд слушал Хорсу внимательно, но никак не мог связать этот рассказ с самим собой. При чем здесь он, зачем нужна его помощь? – При чем тут я?

– Понимаешь, Освальд, дело решили не предавать огласке. – Хорса почесал кончик горбатого, явно сломанного раньше несколько раз носа. Помолчал, видимо, собираясь с мыслями, и продолжил: – Я-то ж многого знать не знаю, что сказали, то и говорю. Но думается мне, что дело тут нечистое. Оно как же дальше было? Жениху послали известие о внезапной болезни девушки и в срочном порядке снарядили группу, отправившуюся на розыски. Группа ушла, вел ее солдат, отставший от обоза Агнесс и по этой причине оставшийся живым.

Назад никто не вернулся, пятнадцать здоровых и крепких мужиков, тертых-перетертых в постоянных стычках и столкновениях агрессивного Бретоньера со своими соседями, пропали бесследно. После этого министр заявил неутешным родственникам, что направит письмо в Вилленген с требованием учинить немедленный розыск пропавший девицы, а пока не станет отправлять людей. Потому, дескать, что раз первые пятнадцать не справились, несмотря на весь свой опыт, то надо посылать не меньше, чем экспедиционный корпус, а это уже будет военной агрессией со стороны Бретоньера. Вот господин Гастон и решил своими силами начать поиск девушки. И тут как раз узнал про тебя, вот и все.

– А почему он сам не отправился на ее поиски? – Освальд удивленно посмотрел на лучника, наконец хотя бы что-то поняв. – Судя по прозвищу, человек он основательный, на земле крепко держится. Наверняка средства позволяют набрать людей со стороны и махнуть сюда, племянницу выручать.

– Средств-то хватает, здоровья нет. – Хорса помолчал. – Стопа и правда железная, вместе с голенью. Хорошо, хоть колено свое осталось. Отрубили во время последней большой войны, сделали механическую ногу, а много с ней поездишь да мечом помашешь? Да и министр запретил ему такими делами заниматься, сдается мне.

Освальд хмыкнул. Положил подбородок на сцепленные руки, чуть наклонился вперед.

– Крепко он, министр ваш, вожжи к рукам прибрал, надо же. Хочет – запрещает дворянок искать, хочет – еще чем-нибудь занимается, и все на свое усмотрение. Как его терпят местные аристократы?

– Как терпят, говоришь? Да боятся они его. – Хорса зло сплюнул. – Все его боятся, даже я немного… Незаметно к власти подобрался, а уж как добрался, то не выпускает. Поговаривают, колдун он, что захочет, то и получает. А у господина Гастона, кроме сестры и младшей племянницы оставшейся, и нет больше никого из близких родственников. Вот и боится их потерять. И так натерпелся, когда узнал, что его личный секретарь тайно министру служил, доносил все, что слышал. Хотя тихо все было, когда я уезжал. Ну, так ты поможешь или как?..

– Да помогу, помогу… Вещей ее не догадался с собой захватить? Нет? Плохо, проще было бы. Б-а-а, утро уже, досидели все-таки. Пошли, может, еще чего интересного у местных узнаем.

4

На дворе действительно стало совсем светло. По дворам голосили петухи, хозяйки выгоняли скотину и просто, начиная новый день, вовсю шумели жители. Вечером Освальд даже не пытался рассмотреть место, в которое попал, да и вряд ли бы получилось. Слишком сильным был туман, поднявшийся в сумерках.

Сейчас, залитые еще розовыми отсветами восхода, Большие Овраги не казались серой нищей деревней. Достаток, пусть и оставшийся где-то в прошлом, чувствовался во всем. Хотя бы в высоких срубовых домах, которых в деревне было куда как больше, чем половина. Бревна, дубовые, ровно и плотно подогнанные друг к другу, тесно стояли на высоких фундаментах из больших камней. Сколько стоило привезти их сюда, представить было сложно. Горы далековато, а ближайшие каменоломни, как помнилось охотнику, аж в самом Руре. Да и такого способа стройки Освальду видеть еще не приходилось, сделано явно одними и теми же умельцами, наверняка приглашенными. А хорошие мастера, фундаментам домов еще век стоять, стоили ой как дорого! Сложно не понять, что денег у жителей в свое время разве что куры не клевали.

Освальд стоял на крыльце трактира, глядя на уже переставшее быть красноватым небо, жевал кусок жареной колбасы. Будущее сложилось само по себе, без его вмешательства. Дело пусть и странное, но это и хорошо. Возможность не думать о том, что случилось не так давно, заняться только знакомой работой. Молодой охотник за головами улыбнулся собственным мыслям, которые еще недавно даже не возникали в голове. Жизнь налаживалась, ощущать ее бурную реку было приятно.

Решили до обеда попытаться что-нибудь узнать, потом принять решение и хоть немного отдохнуть. Оставалось дождаться, когда Овраги окончательно проснутся. Хорса настойчиво звал его поесть, но Освальд отказался. Кликнул Жака, попросил помочь. Тот подошел, заинтересованный, чуть позевывающий. Тоже, свалился вот, откуда не пойми. Но глубоко внутри уже стало ясно, что придется смириться и терпеть мальчишку. Этот явно и точно из той породы, что вцепится, как репей, и не отцепишь.

– Ну, что делать надо? – глаза пацаненка заблестели от интереса.

– Драться на палках учился? – Наверняка учился. Юный вагант явно житель городской, что-что, а это ни с чем не спутаешь. И наверняка городок был немаленький. А в таких рано постигают науку отбиваться от уличной шпаны и шаек ворья. Жак кивнул, довольно ухмыльнувшись и шмыгнув носом. – Сейчас посмотрим. Годзерек?

Трактирщик, решивший выйти подышать, дернулся, оборачиваясь. Бедный мужик, Освальду отчасти было его жаль. Кому приятно ждать посланного к старосте кухонного мальчишку и любоваться кучей трупов во дворе? Они с Хорсой вытащили покрошенных в капусту наемников, свалили на утоптанную землю и оставили так лежать. Дальше уже дело хозяина, донести до старосты, похоронить и все прочее. Вот и мается, бедный, лица на нем нет. От переживаний, наверное, хотя… Освальд вспомнил, сколько тот выпил пива, и подумал, что, возможно, и ошибается.

– Чего вам? – Годзерек промокнул постоянно потеющий лоб полотенцем, висевшим на плече. Стареньким, точно кухонным, засаленным и покрытым разноцветными пятнами. Но трактирщику явно было наплевать на это.

– Я возьму две жерди вон оттуда? – охотник ткнул в сторону ограды загона для птицы. Там, положенные к колоде для рубки кур, гусей и индюшек, мягко поблескивали на солнце ободранные от коры стволы молодых ясеней. Или кленов, кто их поймет-разберет без коры?

Годзерек махнул рукой и побрел, заплетаясь ногой за ногу, в сторону ворот. Освальд пожал плечами и повернулся к Жаку. Тот быстро понял, что к чему, и вскоре уже стоял напротив. Светлая и толстая палка мелькнула в воздухе, тут же подхваченная охотником. По лицу Жака проскользнула легкая гримаса досады. Поймать отвлекшегося противника на невнимательности не вышло. Освальд, задумчиво смотревший на трактирщика, просто протянул руку и взял сильно брошенный музыкантом шест. Прокрутил, гулко разрезав воздух, и повернулся к музыканту. Окинул Жака взглядом, придирчиво, пытаясь понять уровень мастерства. Довольно прищурился, понимая, что нисколько не ошибся в своей оценке. Мальчишка был готов к поединку. Придираться к его боевой стойке не было причин, та оказалась почти безупречной. Опорная правая нога твердо стояла на земле, перехваченный посередине шест смотрел на охотника одним концом, еле заметно подрагивая.

– Размяться решили? – Хорса уже стоял на крыльце, дожевывая кусок хлеба с копченой грудинкой. – Может, лучше меня возьмешь?

Освальд отрицательно мотнул головой. Хотелось посмотреть на мальчишку, раз уж тот так настойчиво лезет с ними в историю. В лучнике охотник был уверен полностью. С таким, как Хорса, можно хоть в огонь, хоть в воду. Его выстрелы ночью продемонстрировали многое и сразу. А вот Жак…